Пространство Готлиба - Страница 94

К оглавлению

– Видимо, не все так просто! – покачал головой опер. – Видимо, в словах Веллер была своя правда!..

– Совсем не просто, – подтвердил Бычков. – Дома?

– Дома. От пола отжимается. Я насчитал тысячу двести раз и ушел. А он все еще отжимался. Сильный, сука!

– Только ты смотри, – предупредил мой товарищ. – Никому!

– Я все понимаю, – тряхнул волосами опер.

– Дуй домой! – приказал Бычков.

– Как домой?!. – опешил волосатый.

– Давай-давай! Мы сами!..

– И не стыдно вам! – обиделся опер. – Как грязную работу – так полиция! А как что покрасивше, так спецназ!

– Не обижайся! У нас это личное дело! Мы просто не можем тебя взять!..

Опер сокрушенно покачал головой и ушел кормить своего бдительного мальчишку ужином, а мы с Бычковым расселись по разным углам и думали каждый о своем.

Вероятно, мой товарищ надеялся на благоприятный исход операции, представлял себе встречу с толстой Асей, как она бросится к нему на шею, освобожденная от тирании Эдерато, и будет целовать его лицо бесконечно, пока ее тело не нарадуется прикосновениями, пока глаза не насмотрятся на улыбку освободителя, а руки не устанут от объятий.

Я же лелеял думку о вас, милая Анна!.. Смею уверить вас, что исцеление вовсе не повлияло на мои чувства, на бесконечную любовь к будущему ребенку, нашей востроносенькой девочке с голубыми глазенками. Конечно же, по завершении операции я найду вас и санаторий, в котором вы скрываетесь от меня хитрым партизаном!

Бычков взглянул на часы и сказал – "пора!".

Я кивнул и еще раз осмотрел свою экипировку, чтобы нигде не звенело и ничто не натирало. Гранаты висели на левом боку, под курткой защитного цвета, а пистолет-автомат торчал прикладом из кобуры.

– Пошли?

– С Богом! – отозвался Бычков.

Было совершенно темно, когда мы вступили в весеннюю слякоть, утопая в оживающей пузырями жиже по самые щиколотки, и пошли друг за другом к дому Владимира Викторовича, он же таинственный Эдерато.

Уже в огороде, меж грядок, Бычков слегка приобнял меня, еще раз шепнул на ухо "с Богом" и, подтолкнув к светящемуся окну, бесшумно побежал к двери дома номер сто девять. Там проворно скатал шарик из тротилового пластилина, засунул его в замочную скважину и, вставив запал, поднял руку…

Я увидел его сидящим за столом в сумрачном свете слабой лампочки под зеленым абажуром. У него был коротко остриженный затылок и мощная шея. Он неотрывно смотрел на большую бутыль, стоящую в углу, и покачивался из стороны в сторону, как будто медитировал.

В правой руке я удерживал пистолет-автомат, а левой сжимал березовое полено, чтобы выбить по команде оконную раму.

И тут он обернулся. Словно какое-то неосознанное звериное чутье заставило его мускулистую шею заворочаться, и он взглянул в окно из-под узкого лба, встретясь со мною черными, слегка раскосыми глазами.

Господи, – покачнулся я. – Это же… это же Поддонный! Прохор Поддонный, автор Метрической системы, которого мы с Бычковым уже когда-то брали и который в недавнем времени скончался в тюрьме! Господи!.. Да что же это за чертовщина такая!..

Поддонный приподнял верхнюю губу, обнажая мелкие белые зубки, вскочил со стула, метнулся в сторону, попутно разбив лампочку, и дом погрузился в пучину темноты.

– Это Эль Калем! – завопил Hiprotomus. – Это он! Я его узнал! Это из-за него казнили мою мать. А-а-а!!!

– Заткнитесь! – прорычал я. – Сейчас не до вас!

Бычков махнул рукой, и я обрушил полено на оконную раму. В ту же секунду грохнул взрывом тротиловый пластилин, и мы ворвались в дом.

– Ложись! – заорал я и принялся поливать очередями автомата по углам. Врезалась в щеки штукатурка, отбиваемая крупнокалиберными пулями, звенело стекло, что-то рухнуло, затем пуля угодила в зеркало, и осколок резанул меня по шее, враз сделав плечо горячим от крови.

– Сука! – заорал я в приступе бешенства и жал на курок отчаянно, пока рожок не выплюнул последний кусок свинца и затвор не заело намертво.

– Его здесь нет! – услышал я голос Бычкова. – Зажигаю фонарь!..

Тут же мощный луч света зашарил по комнате, освещая разрушенное пространство.

– Он в подвале скрылся! – хмыкнул мой товарищ. – Хитрый, гад!

– Знаешь, я его узнал!

– Да что ты! Кто же это?

– Это – Поддонный!

– Кто?!. – удивился Бычков.

– Прохор Поддонный, которого мы с тобою брали во время войны в Завязи!

– Не сходи с ума! – жестко бросил мой товарищ. – Это у тебя с непривычки!.. – Он сплюнул и посветил фонарем на крышку подвала. – Лезем! Сначала я, следом ты… Только перемени обойму в пистолете!..

В подвале было так же темно, как и в доме. Спустившись, мы вжались спинами в сырые стены; мы были готовы в любой момент разнести в куски любую человеческую плоть, сверкнувшую во тьме недружественными глазами.

– Его здесь тоже нет! – прицокнул Бычков. – Ловкий мужик!

Он отлепился от стены и, пройдя два шага, предупредил:

– Включаю фонарь!

И опять луч света зарыскал во мраке, открывая нам бытовые картинки продовольственных запасов рачительного хозяина. С дубовых перекладин свисали круги копченых колбас, связки вяленой рыбы источали речной аромат, а жирные окорока покачивались от наших случайных прикосновений.

– Хороша капуста! – похвалил Бычков с хрустом, стряхивая с пальцев капли рассола. – Но где же все-таки наш пациент?

Я включил второй фонарь и пошел в обратную от товарища сторону.

– Будь осторожен! – предупредил он.

Подвал на удивление был просторным и длинным и по моему разумению выходил далеко за пределы фундамента, под самый огород. В этой его части продуктов не хранилось, а покрывалась плесенью старая, вышедшая из употребления мебель, а также прочая ненужная утварь…