И тут я увидел дверь!.. Обитую кованым железом, с чугунными шипами по всей поверхности, ее открывали совсем недавно, размазав пятерней пыль.
– Я нашел его! – проговорил я в темноту, и через мгновение плечом в плечо почувствовал рядом своего проверенного товарища. – Он за этой дверью!..
– Эй, мужик! – крикнул Бычков. – Открывай дверь! А не то мы тебя гранатами забросаем! В ответ мы глотали тишину.
– А вдруг это дверь подземного хода? – предположил я. – И он сейчас где-нибудь на другом конце поселка?
– Все может быть!.. Вот сука, шипы наварил, плечом не надсадишь!
Он порылся в кармане и достал прозрачный пакет, из которого отщипнул кусочек пластилина и намазал по дверному косяку; вставил запал и толкнул меня в грудь.
Свиные окорока оказались хорошим укрытием от взрывной волны, и когда мрак разорвало вспышкой, мясо приняло на себя всю ее силу, тут же запахнув жареным беконом.
С автоматом наперевес Бычков рванулся на вспышку и вскрикнул, как будто нарвался на встречную пулю.
– Ах, мать твою! Не взяла взрывчатка двери!.. Всей мордой о шипы! Вот тварь!..
Он утирал со щеки кровь, морщась от боли, а я пядь за пядью осматривал неприступную дверь, пока не нашел большую замочную скважину, из которой повеяло сыростью и средневековым мраком. И я приставил свое ухо к этой скважине, и показалось мне, что слышу какое-то движение за дверью, что живые существа обитают там и что Поддонный не скрылся через подземный ход, а отсиживается в бункере, укрывая заложницу.
– Он там! – прошептал я. – Я слышу его!
– А ее? – с нежностью и надеждой в шепоте спросил Бычков.
– Кажется, да…
– Ах, нельзя больше тротилом! – сокрушался мой товарищ. – Мы можем ее повредить!.. Что же делать?!.
И тогда я достал из кармана конверт, открыл его и вытащил вещицу, похожую на засушенную змейку.
– Что это? – спросил Бычков.
– Какая разница, – ответил я и вставил Зоин хвостик в замочную скважину.
Что-то щелкнуло, что-то клацнуло после поворота, и тяжелая, обитая железом дверь отворилась.
– Всем стоять! – заорал Бычков, врываясь в большое пространство с высокими потолками, подсвеченное тусклым светом. – Стоя-я-я-тттть!!!
Он сидел на стуле посреди зала, сложив на груди руки, и спокойно разглядывал нас, ворвавшихся с искореженными бешенством лицами, с автоматами, готовыми изрыгнуть смертельную дозу свинца. В руках он держал эбеновую палочку и слегка стукал ею себя по колену.
– Тварь! – прорычал Бычков и с ходу обрушил приклад на голову Владимира Викторовича. – Где она, козел?! Я тебя спрашиваю!.. Убью!!!
Но плененный Поддонный молча улыбался и подставлял под свое надорванное ухо горсточку ладони, собирая в нее стекающую кровь.
– Где?!!! Где!!! Где!!! – орал Бычков, вытаскивая из ножен двусторонний нож. – Отвечай, сука!.. Я тебе твою поганую улыбку с лица срежу!!!
– Кто – она? – спросил Владимир Викторович, по-прежнему улыбаясь.
– Это – Эль Калем! – шептал дрожащим от ужаса голосом Hiprotomus. – Я видел его на изображениях наших художников! Или нет!.. Это – старый следователь, о котором я вам рассказывал, который всех моих женщин сглазил!.. Господи, как мне страшно!.. Только этот моложе!..
– Так кем вы интересуетесь? – еще раз спросил пленник.
– Кем?..
Бычков повернул ко мне растерянное лицо, и я вспомнил, что он даже имени ее не знает.
– Действительно, Поддонный! Или похож!
– Он ищет Асю, – помог я товарищу.
– Ах, Асю!.. – понял Прохор, закивав головой, потянул руку к выключателю и в одно мгновение щелкнул им, наполняя зал нестерпимо ярким светом. – Ну что ж, ищите вашу Асю! Вон они все! – и указал окровавленными пальцами в противоположную сторону.
А на противоположной стороне, у стены, на толстых дубовых полках стояли зеленого стекла бутылки разных калибров. Огромные и маленькие, узкие и пузатые, они были наполнены мерцающей жидкостью, в которой плавали, шевеля волосами, пуская ртами к поверхности пузыри, обнаженные женщины.
– Ах!.. – обронил я.
– Ах!.. – вырвалось у Бычкова.
– Ах!.. – изумился Hiprotomus.
– Которая ваша Ася? – поинтересовался Поддонный.
И мы пошли, зачарованные, вдоль стеллажей с бутылями, вглядываясь в женскую наготу.
– Ах! – еще раз вскрикнул жук, когда в первой бутыли, навстречу нашему ошеломлению, пытаясь разбить стекло, потянула руки девушка с абсолютно белыми волосами, и казалось, что она безмолвно хохочет, глядя на меня, двигая ногами, словно водолаз.
– Ха-ха-ха!
– Ах, это моя Бертран! – вскричал Hiprotomus. – Устрица моя! Хохотушка моя, Бертран!..
Но нас уже тянуло к следующей бутылке, в которой хлопала грустными глазами немолодая женщина в вязаной шапке на голове.
– Женя! – казалось, говорила она беззвучно, а я почти плакал от этого наваждения. – Евгений!..
– Мама!.. – стекла слеза.
– Вот она, вот! – закричал Бычков, тыкая пальцем в следующую бутылку, в которой плавала вниз-вверх, отталкиваясь от дна мощными ногами, толстая Ася. – Вот же она!!! Немедленно освободите ее!.. – и обнял бутыль руками, словно согревал Асину наготу своим телом. И зацеловал прохладное стекло в исступлении!..
А меня тянуло дальше, к следующим сосудам.
– Ах, это Полин! – возопил жук, тыкая иглой сквозь мою кожу на девушку с черными, словно крылья, волосами, стыдливо прикрывающую свое сумеречное лоно ладонями. – Полин, любовь моя!!! Я во всем разобрался! Нет ни Входа, ни Выхода! Есть лишь один бесконечный путь!!! Прости меня, моя Полин!!!
И она простила его, качнув головой, тряхнув волосами, как будто водорослями, словно она подводная птица.